Егора Гайдара многие лихие демократы упрекали за то, что он отдал собственность партийной номенклатуре и “красным директорам”. Ее, мол, надо было раздать народу. В своей давней книге “Государство и эволюция”, переизданной сейчас (в связке с новой, “Государство и собственность”), Егор Тимурович очень убедительно отвечает: никак нельзя было, народ безмолвствовал, революцию не делал, реформы не поддерживал. Не было опоры, и если бы не заткнуть глотку “бывшим” собственностью, они вообще бы ничего сделать не позволили. Это так. Но в новой книге Егор Гайдар невольно признается в другой своей вине, которую делит с ним весь демократический истеблишмент, от Бориса Ельцина и Александра Яковлева - до лидеров “ДемРоссии”. Никто не посмеет обвинить его, ибо формулировка обвинения - чистый “экстремизм”, с точки зрения всех официозов мира, как бывших, так и настоящих.

Однако я рискну. Все равно исторический момент этого рода (как в августе 19991-го, так и в октябре 1993-го) уже никогда не повторится. Бывает ли срок давности для “экстремистов”? Мой экстремизм по объективным историческим причинам остался там, в 1991-93-м. Вот передо мной лежит хорошая, четкая схема Смут и Революций, начиная с той, Великой Французской. Потом октябрь 1917-го. Потом август 1991-го. И еще один октябрь - 1993-го. В “Государстве и собственности” (а может, надо так: “Собственность и государство”, но у нас так уже не получилось) есть четкая классификация Революций и Смут. Революция уничтожает препятствия на пути прогресса, и прежние институты общества ликвидируются ею навсегда. А после Смуты эти самые институты возвращаются. Есть два способа взять продукты у деревни (или товаропроизводителей) для голодной городской революции: посылать продотряды (как Ленин до 1921 года) или так устроить цены, чтобы и продукты вынесли на продажу добровольно.

Честь и слава Гайдару за то, что он провел либерализацию цен и не позволил послать продотряды, а то страна никогда бы не наелась досыта, и мы бы вообще рынка не увидели. Но как укладываются в его схему события нашей жизни? Понятно теперь, почему Владимир Ульянов в 1903 году настаивал на том, чтобы покончить с режимом по-якобински, а не эволюционным, демократическим путем. Он хотел необратимости перемен к тоталитаризму, хотел ликвидировать парламентаризм, свободы и права, многопартийность, церковь, рыночную экономику, образованные и зажиточные классы общества, бизнес, дворян, знать, частную собственность - навеки, физически. Он этого достиг. Уже к 1922 году. Но позвольте, значит, это была Революция? А как же прогресс? Вместо него - дикая деградация, фантастический строй, какого не было в истории России. Какая-то китайщина, времена Цинь Шихуанди. Какой-то пещерный социализм времен инков, какая-то утопия из обихода Мора и Кампанеллы, но куда более свирепая. Оруэлл, словом. “1984”.Прогресс-то где? Как назвать по гайдаровской систематике то, что случилось в 1917 году? А тогда август 91-го - это что? Прогресс, снятие препятствий для развития - это есть. Но прежние институты возвращаются: чекистская хунта захапала собственность, а несчастные бизнесмены вроде Абрамовича, Дерипаски, Авена, Фридмана, Прохорова - разве они не приказчики при своем же добре, которое в любой момент могут отобрать? А кто не согласится, тот сядет рядом с Ходорковским. Пришла цензура, идет асфальтовым катком однопартийность. Вернулся институт политзаключенных, вернулись колониализм и империализм, и Россия вновь тюрьма народов. Значит, Смута? А сейчас возвращаются советская власть, самодержавие, православие и “народность” (охлократия и популизм). А почему? На это Гайдар дает четкий ответ. И не только он.В августе 1991 года Александр Яковлев увел народ с площади, не дав штурмовать Лубянку, и Гайдар вторит ему в этой радости, в этом триумфе. Не пролилась кровь, не было гражданской войны. Все обошлось мирно. А ведь можно было бросить народ на штурм. Кто из нас тогда отказался бы отдать всю свою кровь до последней капли за светлое царство капитализма? Один выстрел из окон Лубянки, один убитый в толпе - и гэбистов разорвали бы на куски, Лубянку бы снесли как Берлинскую стену, своротили бы Мавзолей, запретили коммунистическую деятельность, разогнали и посадили на скамью подсудимых КГБ (пятый отдел и руководство, вместо того чтобы трудоустраивать Филиппа Бобкова на НТВ). Провели бы люстрацию. Объявили коммунизм преступной идеологией. Честные демократы ради этого пошли бы в могилу с песнями и танцами. И никакие “бывшие” не получили бы собственность. А только продвинутые кооператоры и иностранные корпорации. И никто не помешал бы Егору Гайдару проводить реформы.

Но цена не была уплачена, и в 1993 году - тоже. Борис Ельцин чувствовал себя обязанным армии, а не тем, кто вышел к Моссовету. Сейчас уже поздно, тогда люди пошли бы против коммунистов, советской власти и КГБ. Но прошло 18 лет. Мы больше никого не сможем послать на штурм Лубянки и Кремля, потому что это будет социальный, левый протест: против богатых, против “Бентли”, против имущественного неравенства. На Рублевке не только чекисты живут, а народ повернется спиной к капитализму и лицом - к Зюганову с Лимоновым. Рисковать этим нельзя. Чему радуется Егор Гайдар в своей книге? Мы больше не купим свободу и капитализм ценой своей жизни. Лавочка закрыта на переучет. Скорее всего на столетие. Если не навсегда.