Лермонтов зря на себя клеветал. Он Родину любил нормальной любовью зрелого и сурового диссидента, и ничего странного в этой любви не было. Понимал он, что дело дрянь, что Россия немытая, что страна эта для рабов и господ (плюс голубые мундиры), что он здесь лишний. Но любил и жалел. С горечью, со злостью, с проклятием. Как подобает истинному патриоту - не “ура”, не квасному и не сермяжному. А любил он природу, поля, леса, печальные нивы и жалкие избы, всю эту хрупкую, бедную, заплаканную красоту сурового севера с его скоротечным, умирающим летом и бесконечной, железной зимой.