Ну, вот мы и оскоромились. Сходили на площадь в почти том же составе, что на Васильевский спуск в марте 1993 года или на Манежную в январе 1991-го. Потеряв по дороге всего-навсего 85 процентов “попутчиков” (если вспомнить, что тогда у нас было как минимум 100 тысяч “демократов”, а 31 марта на “Пушку” вышли уцелевшие во всех бурях и ураганах эволюций и революций 15 тысяч идеалистов). Как всегда, много было званых, но мало оказалось избранных. Растроганные энтэвэшники не рассчитывали и на это. Шариков и флажков с крамольными буквами “НТВ” (скоро их, кажется, на стенах будут писать, как христиане когда-то рисовали рыбу) заготовили 3 тысячи.

Но мы-то знаем, что пришли дрожжи, закваска, меньшинство. И в августе 1991-го было меньшинство, а большинство сидело дома и смотрело “Лебединое озеро”. А в октябре 1993-го это же большинство слушало и смотрело включение РТР из “Ямы”.

А у Моссовета, на Тверской и на Красной площади нас было тысяч 50-60.

Наше гражданское общество съеживается как шагреневая кожа от каждого очередного традиционного сбора под шапкой “Все на форум!”. Гарантированный кусочек в 15 тысяч у нас есть. 15 тысяч в 2001 году - это совсем не плохо. А сколько мы получим в следующий раз?

1991 год - попытка государственного переворота, ельцинское легитимное плечо (уж у ГКЧП-то легитимности вовсе не было). 1993 год - двоевластие, грубые и торопливые действия ВС и Руцкого, надругательство над национальным флагом, сорванным у Белого дома. В сумме тот же переворот, по крайней мере, путч. Уж захват-то Останкино точно ни в какое законодательство не умещался.

А сейчас легитимная власть легитимно лишила нас радости вставать под государственный гимн (редкая радость для нонконформиста) и пытается найти легитимный путь к горлу НТВ, чтобы его более или менее легитимно придушить.

Два столпа, две составляющие нашего будущего мира, наших западных ценностей, свобода слова и печати, сиречь гласность и рыночная экономика сошлись в смертельном бою. Ведь Кох ссылается на эффективный менеджмент и акционерный капитал. Я в этом ничего не понимаю, проверить не могу, но к понятиям отношусь с уважением.

Но свобода дороже хлеба, дороже жизни, дороже всего. Пусть лучше “Газпром” чаю не попьет, зато свет не перевернется.

Что же делать нам с нашей свободой слова, которую завтра, может быть, мы не сможем оплатить теми медными деньгами, которые власти оставят нежелательным для них масс-медиа? И что нам противопоставить арбитражным судам и властной руке с кинжалом (поцелуи - в уста, кинжалы - в спину), когда все тихо, с мешком на голове, без политических процессов, без 70-й статьи бывшего УК, когда удушить захотят за сценой? Сколько людей мы сможем еще вывести на улицу, когда петлю затянут и никакой канал уже не передаст сообщение о митинге? Сколько у нас еще шагреневой кожи?

Для журналиста и “профи”-демократа здесь нет вопросов. Не скажут они заплаканным энтэвэшникам: “Ты все пела? Это дело! Так поди же попляши!” Потому что мы тоже попляшем, когда заколотят это окно. Это наша хата, и мы не можем оказаться вне ее, с краю.

На митинге говорили много хорошего про НТВ. Было грустно, несмотря на громкую музыку. Музыка здесь ни при чем. Музыкантам и певцам тоже не было весело. Просто каждая группа делала то, что привыкла и умела. По системе Станиславского в изображении М. Булгакова из “Театрального романа”: “Герой все делает для своей любимой. Он ездит на велосипеде для своей любимой”. А артисты пели и играли для НТВ. Не очень подходящие к случаю веселые мелодии. Это был их взнос в общий протест.

Было даже немного похоже на “поющую” литовскую революцию конца 80-х и начала 90-х. Или на “бархатную” революцию в Чехословакии. Как там было? Сначала вышли на площадь студенты, потом - интеллигенты, потом - рабочие. И на этом кончилась прежняя жизнь. Вот такую революцию в Белграде разгоняли слезоточивым газом. И она подожгла Скупщину, заняла телевидение и свергла Милошевича. Потянем ли мы такой “бархатный” вариант? 15 тысяч на это не хватит, здесь нужны миллионы. Иначе, как в Киеве - погрузят в автобусы и увезут по участкам.

Мы потеряли гарантию, которой так наслаждались при Ельцине. Что ничего со свободой СМИ не случится. Хартия - еще не право. И не гарантия. Ельцину интеллигенция была нужна. Время от времени он убирал ее в чулан, но мы-то знали, что мы полезный инвентарь и рано или поздно понадобимся. Нынешняя власть сдала нас в утиль.

Судьба НТВ - это закрытие сезона. Если наши отчаянные поминки на Пушкинской площади не остановили этот природный катаклизм, который олицетворяет нынешняя власть и который называется “отлив”. Реставрация.

Гласности указывают ее место: в тени. Теневая экономика, теневая свобода. Кухни, “Свобода”, “Голос Америки”. Самиздат. Может быть, малотиражные газеты и журналы.

Общенациональный канал (НТВ, скажем) не может существовать во враждебной среде. Нужны реклама, инвесторы, а ведь деньги не любят шума борьбы, они любят тишину (так говорят предприниматели). НТВ - это то, что отделяет нас от менее или более ближнего или дальнего подполья. Это сейчас происходит в Беларуси. Но там есть подспорье в виде российской прессы и того же НТВ. А у нас?

Президент Путин - весьма разносторонний человек. Ему мало того, что он пытается ввести в стране сталинизм. Он еще хочет учредить крепостное право. Начиная с журналистов.

Канал НТВ продан с молотка, как хижина дяди Тома. Не безвоздушный эфир, не стены в Останкино, не мониторы и камеры, а живые люди. Задолжал плантатор кредиторам - продай своих негров работорговцу. А если негры ученые, то дороже дадут. А на НТВ негры ученые. Но не негры.

Журналисты - не товар. У нас не феодальный Восток - здесь невесту не покупают. Здесь невесте надо понравиться. А женихи от “Газпрома” не нравятся НТВ. Канал состоит в законном браке с Владимиром Гусинским. Совет им да любовь.

А три волхва: Кох, Йордан и Кулистиков явно поплелись не за той звездой. Владимир Путин не Мессия. Это их кто-то обманул. Как говорится, заставь дураков частную собственность вводить - они и лоб расшибут. Живых людей нельзя продавать вместе с борзыми псами, нельзя приватизировать. Крепостное право еще Александр II отменил в 1861 г. А Владимир Путин запамятовал. Только не получилось у него разжиться крепостным телевидением.