Это должно было случиться раньше. Бодрые и резвые демократы, тогда еще имевшие место под солнцем, будущее, “революционный подъем” (аж сантиметров на 30, но и того много после тоталитарной зимы), полумиллионные митинги на Манежной могли бы скооперироваться и попытаться заняться с народом каким-нибудь душеспасительным промыслом. Посеять в нем, например, разумное, доброе, вечное, разъяснить благодетельность реформ и пресловутой “шоковой терапии”.

Но сначала демократам было не до народа. Они поддерживали Горбачева против Лигачева, Яковлева против Горбачева. Они порицали Клямкина и Миграняна за то, что те играют роль “тормоза перестройки”. Торопыг, пытавшихся подогнать клячу историю, впрочем, тоже одергивали. Демократы розлива 1987 года могли всерьез произнести (не с трибуны, конечно), что, если дразнить гусей (власть), порицать ее и осуждать, власть всерьез обидится и снова станет сажать, и отменит все реформы.

Потом тоже было не до просветительской деятельности. Одни демократы пошли к Гайдару в либерализаторы и вестернизаторы, а другие срочно объявили себя социалистами, стали создавать Фронт национального спасения и швыряться ваучерами в Чубайса. Это продолжалось до тех пор, пока их “теплые” отношения не перешли в попытку второго октябрьского переворота и пока вчерашние соратники по ДемРоссии не стали друг в друга стрелять из взятых напрокат танков. Илья Константинов, скажем вчерашний демократ, срочно пошел в повстанцы и оказался в Лефортово вместе с Анпиловым.

А потом наступила эра великого противостояния тупоконечников и остроконечников. “Яблоко” и “Демвыбор России” сошлись в смертельном бою из-за 5 лишних процентов инфляции. И не заметили, как исчез предмет спора.

И когда 19 июня 2001 года в мэрии за камелотского размера круглым столом (где некогда, в раннее средневековье, в 1993 году заседал ельцинский ОКДОР - комитет 125-ти демократических организаций, призванных поддержать президента против Советов) собрались по своей воле бесхозные демократы на Демократическое совещание, ничто не мешало им слушать и любить друг друга. Народ и власть отлетели от них каждый в свой предел, и, оказавшись в превентивной изоляции, демократы спрятали когти и сложили крылья. И впервые, наверное, посмотрели друг на друга.

Демократы на совещании были разные: левые, правые, центристские, из “Мемориала” и “Союза потребителей”, из ДемРоссии и СПС. От СПС пришли даже двое: радикальная и печальная Ирина Хакамада и оптимистичный и умеренный Борис Немцов.

Это было поистине великое Водяное перемирие, но только объявил его не слон Хатхи, а “Яблоко” в лице Григория Явлинского. И за круглый стол платило “Яблоко”, и за кофе с пирожками. И даже предполагался обед, но демократы пожертвовали его врагу.

Во главе стола сидел сам Горбачев и ласково взирал на Юрия Афанасьева, Леонида Баткина, Юрия Черниченко, Александра Николаевича Яковлева, Юрия Рыжова, демороссов и дээсовцев. Все было забыто, все было прощено. Браки заключаются на небесах. Или на этапе, или в камере смертников.

Эта атмосфера, описанная Евгенией Гинзбург в “Крутом маршруте”, когда эсерки наконец сошлись с твердыми ленинками и стали нормально общаться с “буржуазными националистками” и “кавэжэдинками”, царила за Круглым Демократическим Столом. Оказалось, что все разделяют демократические ценности типа свободы, рынка, окончания войны в Чечне (те члены СПС, которые могут временно обойтись одним рынком, благоразумно не пришли). Даже приняли консенсусом поправку не хуже первой поправки к американской конституции. Поправку к “Меморандуму о взаимопонимании”, гласящую, что все признают приоритет прав личности перед интересами государства. А это и есть главный тотем демократии. И во времена растущего, как бамбук, этатизма поправка становится исторической вдвойне.

Михаил Сергеевич торопился объяснить, что у него не было выбора в 1986 году, пришлось делать революцию сверху, что кровь была ему ненавистна, что не он отдавал приказы насчет Тбилиси, Баку и Вильнюса. В 1989 - 1991 годах ему не верили. А сейчас поверили, он нашел нужные слова.

Демократы научились не отмежевываться от своих радикалов, научились любить демократию, ставить каждому участнику табличку с названием организации, давать всем слово (и левым, и правым, и крайним). Ох, не к добру эта благодать.