Россия всегда была охоча до внешней политики. С тех самых пор, как Великие князья Московские подмяли под себя всю Русь (этак к XV веку) и упразднили политику внутреннюю, заменив ее ярмом, бичами, темницами и топорами. Население скоро привыкло к этим предметам и пользовалось ими с удовольствием.

Естественно, при таком порядке вещей в хате скоро перестали мести и потому принялись давать советы соседям, как им дальше жить. Советы подавались в непритязательной форме оккупаций, колонизаций, военных конфликтов и вхождения в Европу (преимущественно во главе войск). После кратких перерывов на петровские и екатерининские реформы, когда население насильно побрили, научили сморкаться в платок и поселили даже некоторых в мраморных дворцах, Российская Империя с присущей ей самонадеянностью снова углубилась во внешнюю политику, то лазая на чужие Альпы, то зачем-то завоевывая Ливонию, то посылая своих оловянных солдатиков (“чудо-богатырей”, или терминаторов - в современной системе координат) на приступ чужих прав и свобод, чтобы отомстить за неимение собственных.

В принципе, пакт Молотова-Риббентропа был для нас хорошо укоренившейся традицией, теряющейся в глубине веков, потому что мы делили несчастную Польшу с германскими партнерами еще с XVIII века. Три раздела! На троих - с Австрией и Пруссией.

Так что Сталин пороха явно не выдумал, а “Империя Зла” к 1922 г. успела полинять и разноситься, как старые любимые тапочки.

К XIX веку у России завелось два стратегических секрета. Секрет, проходящий по ведомству внутренней полиции (которая давно с успехом заменила внутреннюю политику), именовался “страна, куда Макар телят не гонял”. Россия была велика, но догадливые россияне, в отличие от наивных иноземцев, довольно скоро отыскали эту страну на картах и визуально, потому что сначала туда гоняли Макара вместе с телятами по этапу начиная от шоссе Энтузиастов, то есть Владимирки, а в более просвещенные советские времена Макара благодаря достижениям индустриализации даже возили туда (по тому же этапу) в телячьем вагоне.

Естественно, такая внутренняя полиция рождала внешнюю. И снова не политику, а полицию. С ней был связан второй стратегический секрет России, предназначавшийся для зарвавшихся иностранцев вроде Стефана Батория, Пилсудского, Рейгана, Черчилля, Клинтона и Кофи Аннана. Сей предмет назывался кузькина мать, и некоторые дерзкие умы не без оснований утверждали, что это и должно быть “чудище обло, озорно, стозевно, огромно и лаяй”.

Хотя никто в глаза это почтенное существо не видел, россияне вечно обменивались приветствиями и обещаниями показать кузькину мать друг другу и окрестным народам. Этакая народная дипломатия.

Первым прообразом Варшавского блока (не столько избирательного, сколько концлагерного), созданного для демонстрации оступившимся членам и ближайшим соседям кузькиной маман, стал Священный Союз, основанный, конечно, политиками европейского класса типа Меттерниха. Зато Россия туда была допущена с определенной функцией (не то что в “Семерку”, где она только надувала щеки, явно не понимая, о чем толкуют все вокруг на непонятных ей языках и о непонятных предметах). В Священный Союз Россия вошла на роль вышибалы заведения. Кинопробы в Париже 1813 года и далее, в 1815 году, прошли успешно. Потом России доверено было представить мать Кузьмы венгерскому народу, отчаянно выдиравшемуся из Австро-Венгрии. Так что даже Андропов в Будапеште был не первым - мать Кузьмы побывала там до него.

Самое трогательное во всем этом было, пожалуй, то, что никакой пользы для себя за свою внешнюю полицию Россия не получала, вечно таская каштаны из огня для чужих дядей: дюков, курфюрстов, канцлеров и королей.

Здесь, конечно, самый эстетичный момент - занятия Суворова альпинизмом в Альпах. А самый первый - участие Петра I в саксонско-польско-шведской войне на стороне саксонцев и поляков. Ведь Карл XII, шведский викинг и король, не просто так поперся в степи Украйны воевать на стороне гетмана Мазепы. Его до этого безумного состояния надо было довести немотивированной войной.

Завоевывая моря, великий реформатор пролил реки крови (и добро бы шведской - своей, русской!). А построенные им посудины в следующее царствование все потонули, ибо сдавались с недоделками, как потемкинские деревни или стройки пятилетки.

Словом, европейские политики водили Россию, как медведя, за кольцо в носу, подсовывая ей “замаять” конкурентов, пользуясь ее глупостью, леностью во всем конструктивном, отсталостью, свирепостью и ненавистью к своей и чужой свободе.

Чуть в Европе случалось что-то, и веяло вольным ветром, за Россией посылали, как за Вием, и поднимали ей веки. В ее остановившихся, мутных с перепоя глазах отчетливо была видна близкая родственная связь с кузькиной матушкой, которой продолжали стращать европейцев.

Александр II Освободитель расстался с внутренней полицией в России и завел почти что европейские порядки (за что и был убит благодарными подданными). Однако без кузькиной матери все-таки не обошлось. Ее показали полякам в 1863 г., зверски подавив очередное восстание. Без внешней полиции все-таки никак нельзя было обойтись. Тяжелый наркотик “хватать и не пущать”, ничего не скажешь.

Неприятности кроткого и хорошо воспитанного Николая II начались в тот день, когда он зачем-то решил показать кузькину мать ни в чем не повинным японцам, обозвав их в знаменитом народном хите о “Варяге” “желтолицыми чертями”. Получилось почему-то наоборот. Японцы победили, народ забастовал, революционеры полезли на баррикады. Пришлось собирать Думу. Две первые Думы думали исключительно о комплотах, инсуррекциях и мятежах. После чего Столыпину пришлось глубоко задуматься о виселицах.

И только все утихло, утряслось и занялось своими собственными делами, как бедняга император решил опять выполнять завещание матери Кузьмы, показав ее на этот раз Германии. Дело пахло керосином и кончилось развалом фронта, немецкой оккупацией Украины, позорным Брестским миром, большевистской революцией, гибелью Николая II с семьей и красным террором. Из чего мы можем заключить, что страдает не тот, кому показывают кузькину муттер, а тот, кто пытается ее показать.

Враг и убийца Николая II Ленин оказался так на него похож в этом плане, что пытался показать кузькину мамашу всему миру вообще и Польше в частности. Польша в частности погнала красных вон. Мир вообще не испугался (за исключением Германии, которая от испуга впала в фашизм), а жил и поживал, и добро наживал.

Сталин решил, что кузькина мать - это конь блед и соответствующий всадник. Многие его увидели, но мир все-таки выжил, а демонстратор издох на куче костей своих подданных, отравленный соратниками.

С тех пор иностранцы привыкли к тому, что российские лидеры в решающий момент снимают в ООН обувь, колотят ей по столу и поминают mother of Kouzma. Обычно они относят это к загадкам русской души и издержкам воспитания.

Но смешнее всего эпилог. Представляя в Стамбуле Россию, бедную, голодную, разоренную и полудохлую, президент Ельцин изо всех сил пытался выполнить завещание матери Кузьмы: хлопал дверью, повышал голос, хамил всей Европе и в придачу США. На этот раз завещание кузькиной мамы было прочитано так: закуклиться, объединиться с Лукашенко и завоевывать Кавказ, пока Шамиль Басаев не сдаст аул Гуниб и не поедет в ссылку в Калугу.

Как выяснилось, генетически мы все кузькины дети и поэтому мамашино завещание будем выполнять до гробовой доски. Вырвем себе глаз: пусть у Клинтона будет друг кривой.