Все могло быть иначе. Это знал даже Ленин. Уж как он ни обзывал интеллигенцию, но честно написал в соответствующем томе (переводя на современный волапюк), что без мозгов, без знаний, без умений нашей революции, товарищи, кранты. Все могло окончиться очень быстро: большевики оказались бы снова в Цюрихе или на виселицах. Если бы интеллигенты сделали над собой усилие, героическое усилие, и закуклились бы, сжигая свой творческий потенциал.
Если бы Пальчинский ничего не мастерил, инженеры бы не двигали производство на Турксибах и Днепрогэсах, врачи бы не лечили, педагоги бы не учили, ученые бы закрыли свой интеллект на замок: ни тебе электрификации, ни физиологии (или такая, как в “Роковых яйцах”, чтобы коммунистов экспериментальные гады сожрали).
“На твой безумный мир - ответ один: отказ”. Оснований хватало. Если бы Маяковский не написал ничего после 1917 г., И. Эренбург и А. Ахматова не вернулись бы из-за бугра, Мейерхольд не ставил бы пьес, а Булгаков бы их не писал.
Красная пустыня. Разреженный воздух Марса. И ведь пропали бы большевички, как швед под Полтавой. Можно заставить работать на лесоповале, таскать камни, тянуть проволоку, грузить руду. Но никакими пытками нельзя заставить человека мыслить.
Конечно, интеллигентов могли бы перестрелять. Эка невидаль! А чем, скажите на милость, их вознаградили? Пальчинского расстреляли в 1928 г., за инженеров взялись в начале 30-х (“Шахтинское дело”), последних белых офицеров убрали в 1937-м. Мейерхольда казнили в 1938-м…
Страна была одной огромной шарашкой с проволокой по периметру, с вышками по углам. Из ученых выжимали все. Потом ликвидировали, а их семьи выгоняли из академических квартир на набережных в лагеря.
Не все ядерные секреты были украдены советскими шпионами или выданы бесплатно прекраснодушными болванами - западными физиками, желавшими, чтобы чудовищная восточная тюремная Цитадель получила ядерный паритет.
Многое придумали и свои. Ландау, Тамм, Капица, Харитон. Их любопытные умы просто не могли остановиться. Они были ангелы, обладающие секретом высшей Истины, но не ведающие Добра и Зла. Сознавали ли они, что поют в клетке? Не более, чем канарейки и дрозды.
Вся интеллигенция состояла из ангелов: кротких, смиренных, преданных ВКП(б). После 1956 г. их даже перестали ощипывать. И вот среди них появился светлоглазый, тихий, но очень твердый человек, который в 1917 г. был бы способен сыграть роль нашего Ганди и увлечь умы интеллектуалов идеей несотрудничества и гражданского неповиновения. Вы представляете себе эффект? У этого злосчастного государства не было бы Бомбы! Оно было бы тихонькое, скромненькое; Хрущев не устраивал бы в ООН выездной обувной салон с демонстрацией моделей, Ельцин бы не повышал голос в Стамбуле, генералы наши молчали бы в тряпочку под плакучими березами. Перестройка бы началась в 1953 г., после смерти Сталина, ибо участь Японии была очень наглядна и красноречива. Американцы научили бы нас Родину любить. И Родину, и Свободу. И мир, и труд, и май. Потому что Бомба была бы только у Запада. И, глядя на этот качающийся над нами предмет, мы бы быстро усвоили европейский политес и протестантскую этику.
Андрей Сахаров был единственным из мозговитых, ухоженных, мирового значения ангелов, несущих на крыльях грешной Земле сокровища Духа и Разума, кто скомандовал (тихим разворотом над Москвой), что их задача отныне - искупление. Это труднее было понять, чем законы микромира. Ангелы служили Дьяволам из КПСС, белоснежными крыльями скрашивая их рога и копыта, хвосты и черную нечесаную шерсть. Ангелы помогали Дьяволам строить Ад для людей. И построили.
В начале он, видимо, сам не понимал, что все, что он делает, - искупление. Епитимья. Он стал думать и писать. Комитет защиты прав человека - он туда один, кажется, и входил. Его не пускали в суды, где чинились расправы, - он стоял весь суд на крыльце, под дождем. Он стал писать и рассуждать. Он перестал верить, надеяться и любить ту Родину, которая звалась Советской страной.
14 декабря мы отметим горький юбилей Итога. Он умер в день восстания ангелов XIX века - декабристов. Он возглавил жалостливый и всегда готовый щадить бунт советских ангелов XX века - интеллигентов. Он учился этому новому ремеслу. Давал пощечину гэбисту, толкнувшему Елену Георгиевну, его Пилада (они были как Орест и Пилад). Забывал о конвергенции между Востоком и Западом. Доходил до момента истины: просил Запад перестать давать нам пшеницу. Начав с аплодисментов Горби в Кремле, он кончил иссушающей ненавистью к нему же - под топот зала. Он понял все - и умер. Сердце не выдержало понимания: для ангелов не было места в этой стране. Требовались волки. Пора волков… Ангелы уходят от бессилия.
Со стороны могло показаться, что его берегут. Не посадили, в Нижнем дали квартиру с удобствами. Всего лишь домашний арест. Машину не отобрали. Только отключили телефон. Даже Елене Георгиевне дали срок по 190 статье условно, без тюрьмы, чтобы она не могла работать связником и таскать его статьи в Москву зарубежным корреспондентам. Присылали работу. Давали деньги за нее. Не отказывали в пайке. В Нижний пробирались ходоки, шли телеграммы.
Санитарный пояс не получился даже вокруг одного беззащитного ученого. Где уж там устроить это вокруг целой Чечни!
Власти его боялись, как англичане страшились Ганди. Ангел, разобравшийся в земных делах, - страшная сила. Он сам стал миной замедленного действия: миной отрицанья. И когда она взорвалась в 70-е, осколочки попали во многие глаза и сердца, и бросили других ангелов на штурм своей же Цитадели. Биолог Сергей Ковалев. Физик Юрий Орлов. Писатель и историк Звиад Гамсахурдиа. Журналист Вячеслав Черновил. Писатель Василь Быков. Разведчик и будущий писатель Виктор Резун (Суворов).
Он был их Михаилом Архистратигом. Он не успел узнать, понять и принять только одно копье. На него полагалось нанизать противника - Змия. Демона. Коммунизм. Нет искупления без крови. Дело непрочно, когда над ним не струится кровь. И поэтому восстание гёзов в Нидерландах против испанской монархии удалось, и поэтому получилась американская революция XVIII века, и похоронен германский фашизм, зато торжествует наша нечисть, наш красно-коричневый кошмар. Нам еще предстоит смывать нашу вину кровью. Как в штрафбате.
Мне бы хотелось, чтобы Андрея Дмитриевича похоронили на высоком холме, как Мальчиша-Кибальчиша. Чтобы выведенные наконец из Чечни войска прошли мимо и сказали: “Привет Андрею Сахарову!” Чтобы возвращающиеся к своим очагам чеченские беженцы остановились, возложили на холм цветы и тоже сказали: “Привет Андрею Сахарову!” Чтобы с этого холма было видно и БНФ, и вечного партизана Василя Быкова, и его книги, и книги Виктора Суворова, и подвижничество “Мемориала” в Чечне и Ингушетии. И чтобы оттуда ему было видно, как мы достойно умерли за свободу в 2000 году, летом (если президентом станет Зюганов. Или Лужков. Или Примаков. Или Путин).