Ежегодно, в отличие от традиционалистов, считающих цыплят по осени, “Новое время” в конце года считает подложенных этим годом свиней, то есть рождественских поросят - по зиме. Хотя в этом году традиционалисты, даже самые отпетые, должны будут согласиться, что цыплята то ли не вылупились, то ли сдохли в младенчестве, а считать можно лишь гуманитарные ножки Буша. Ведь как ни спорь по поводу первичности курицы и яйца, одно непреложно: первична рыночная экономика, без которой не появляется предмет спора (как тот, что в омлете, так и тот, что в бульоне).

Россию явно разнесло по кочкам. То есть по четырем сторонам света. С равной степенью готовности, всеядности и самонадеянности она претендует на вхождение во все союзы, корпорации, континенты, блоки и бассейны (от угольных до морских). Одновременно пытаясь втиснуться в Азиатско-Тихоокеанский регион (как великая “евразийская держава”, с благословения А.Дугина и Г.Зюганова), она кокетливо и жеманно поводит плечиком на Западе, доказывая всем, кому по долгу дипломатической службы приходится ее слушать, что она - органическая часть Европы.

Октябрь 1917-го - не первый в нашем истории. Октябрь 1998-го - не последний. Все это проигрывалось в иных исторических декорациях начиная с XVI в. Почему пластинку поставили именно тогда? Эта пластинка - погоня за Западом, который все время уходит вперед, потому что с чего бы это ему стоять на месте и нас дожидаться? В XVI в., когда Русь немного опомнилась от непосредственной, грубой, физической монгольской угрозы и мытьем и катаньем интегрировалась в единый жесткий унитарный организм, ее элите показалось, что цель достигнута.

Если ельцинская Россия - это какая-то побочная, незаконная, отвергаемая самой природой ветвь эволюции, то постельцинская Россия явит миру классический вариант деградации, быстрой, гладкой, безошибочной, с ускорением в 3g, по ровненькой, накатанной за 80 лет дорожке, по наезженной колее. То, что с 1991 года происходит в России, - это онтологический и даже космический процесс. Бракованное изделие на этот раз могут увидеть даже палеонтологи, которые обычно получают представление только о готовой, конечной зверюге, нимало не заботясь о том, сколько негодных, нежизнеспособных вариантов матушке-природе пришлось отбросить в процессе естественного отбора за ненадобностью.

Демократическая общественность долго искала в коммунистах греха, достаточного для того, чтобы их запретить. Долго и тщетно она искала и, не находя, бросала в себя камни в виде сентенций типа: “Запрещать серийного убийцу в перерыве между уже имеющимися 60 млн. жертв и последующими недемократично; дайте ему спокойно обтереть трудовой пот и наточить топор”, или: “Когда коммунисты снова примутся за массовые убийства, тогда и следует обращаться в суд”; правда, неизвестно, какие суды к тому моменту останутся на этой территории, кроме военных трибуналов и ОСО.

На Испании кончается Запад. Кончается вместе со своими форпостами, бастионами и противотанковыми рвами: НАТО, ЕС, ОБСЕ, Общим рынком, Шенгенской зоной. Дальше, за Гибралтаром, лежит “третий мир”. Африка, ислам, фундаменталисты. Сегодня этот мир выглядит жалко и опасен разве что сам для себя. Голод, войны, беженцы, теракты, нищета. Но еще шесть веков назад, и даже позже, этот мир был грозным, могучим и по-своему прекрасным. И он был вторым - альтернативой, вполне реальной и близкой.

В одной из сказок братьев Гримм молодой король никак не мог испугаться, пока королева ночью не опрокинула на него полный ушат холодной воды с лягушатами. Интересно, что же мне надо сделать, каких тварей насовать за шиворот собратьям во демократии, чтобы, наконец, испугались они? Ушаты холодной воды и Президент, и объективная реальность опрокидывают на них регулярно, едва ли не ежемесячно. Удивительно, что мы еще все не захлебнулись в коммунистах, баркашовцах, жириновцах и в зеленой ряске СНГ.

Безжалостное убийство Ларисы Юдиной могло бы напомнить нам кое о чем. Но не напомнило. Ледник отступал медленно, нехотя, оставляя за собой озерца, овраги, валуны. В Москве переливала из пустого в порожнее бархатная перестройка, поющая, словно канарейка в клетке, революция, а в Екатеринбурге, тогда еще Свердловске, истязали журналиста Сергея Кузнецова, как-то обозвавшего в своей статье местного партийного босса. За оскорбление его ущербного достоинства Кузнецов год просидел в тюрьме. Две психиатрические экспертизы - лишь бы помучить.

Конечно, без нас здесь не обошлось. Заемный импортный марксизм, смутные воспоминания о Парижской Коммуне, парижские кабачки и абсент “Зеленая фея”, бледный красавец Анжольрас, Гаврош со своей корзиночкой, куда он собирал, как землянику, патроны, прочие неуравновешенные и задрапированные в театральные портьеры персонажи Гюго, подмостки баррикад - словом, вся эта атрибутика парижского карнавала, где растиньяки и карамболины братаются с санкюлотами во фригийских колпаках и с Марианной в расстегнутом корсаже… Весь этот вихрь блесток, конфетти и невыносимой легкости бытия срикошетил о гранитные плиты Петербурга и пряничные московские купола, ибо дальше Анатоля Франса и Виктора Гюго плехановско-бухаринские представления о революциях не шли.

У человечества выработалось неправильное представление о понятиях. Человечество не только беспамятно, но и беспонятно. Перепутав всех Гоголей с Гегелями и с гоголями-моголями, кальций с калием, а полы - с потолками, оно вконец запуталось в понятиях “патриотизм” и “космополитизм”. Особенно в постсоветской Совдепии. Здесь у нас, под солнцем Сатаны, широко известно, что в начале 50-х годов патриоты судили бы космополитов, если бы не умер, не подох, не дал дуба, не откинул копыта, не сыграл в ящик, не перекинулся глава гильдии патриотов - товарищ Сталин, непонятно к какому отечеству принадлежавший.