Наш любимый Лившиц сказал, что надо делиться. Боюсь, что его неосторожное высказывание взяли на вооружение не только налоговики-рэкетиры в черных бальных колготках с дырками для глаз, но и реальные и потенциальные сепаратисты, которые национально освобождаются с раннего средневековья и до наших дней или собираются этим заняться в ближайшее же время. Делиться надо к месту и вовремя. Вот я, например, с Лившицем готова поделиться, если у него чего-то не хватает из товаров народного потребления, а вот с Маслюковым, Куликом и г-ном Примаковым делиться не намерена.

Еще можно было бы прибавить: за целостность Российской Федерации, за восстановление конституционного порядка, за высокий рейтинг принца Уэльского (или Лубянского), за военную самоцензуру, за имперскую геополитику, за Жириновского, за Баркашова, за этническую политику мэра Москвы, за зачистки столицы (нужное подчеркнуть)… Вы слышите, грохочут сапоги? Главное, что в конце этого списка можно проставить такое долгожданное, такое единодушное, такое полузабытое: “Мы грянем громкое ура, ура, ура!” Все каналы ТУ как будто застегнули мундиры на латунные пуговицы: “Гром победы раздавайся, веселися, храбрый росс!

35 лет трудов, которые не потрясли мир, - это много. Это тяжело. Это очень-очень долго надо изучать: почему 10 дней с этими прохвостами-большевиками мир потрясли так, что до сих пор трясемся то в Думе, то в Белграде, то в Гаване, то в Пекине. Таганский, кстати, спектакль. В нем было много матросов, штыков, плах и топоров. Были шинели и бескозырки. “Их кони черным-черны. И черен их маг печатный”… Красно-черный был спектакль. Цвета крови и Черной Чумы большевизма.

Мертвый новогодний сезон, эта извечная елочно-застольная разрядка, сулившая горемычной России, насмерть сцепившейся со своей хромой судьбой (и, кажется, уже догрызаемой ею), хоть немного благодетельного забытья на тернистом пути к вечному покою, опять нас надул. Как, впрочем, и все остальное, на что мы, поправляя розовые очки, твердо рассчитывали. Забравшимся под елки россиянам было даже невдомек, что их мудрые правоохранительные органы, как явные, так и тайные, за рождественско-новогодние каникулы успеют доказать две теоремы Ферма.

Семя социализма, коллективизма и конформизма - самое плодовитое семя в мире. Именно оно способно в виде сухих спор пересечь холодные космические пространства, свалиться на Землю, отряхнуться и прорасти. Для него нет неблагоприятных условий, каменистых почв и проблем с поливкой: в тепличном климате Запада, на чахлой и скупой почве иранского фундаментализма, в лагерных бараках, наспех оклеенных рекламой “Самсунга”, оставшихся в наследство от СССР, на плодородном иле добродетельно-казарменного Китая - везде оно пробивается мячиками, сеточками, клюшками и боксерскими перчатками.

По-видимому, сорока-ворона из МВФ, чье историческое предназначение заключается в приготовлении кашки и кормлении ей деток из “третьего” (то есть, наверное, все-таки третьесортного) дотационного мира за счет доброхотных даяний стран-доноров (в первую голову США), решила дочитать русскую народную считалочку до конца. И поступить с ее создателями так, как их же фольклор предписывает: “…а этому не дала”. И причины тоже приведены в национальной считалочке; “Ты дров не рубил, ты каши не варил, ты воду не носил”.

Когда перестроечные публицисты, властители дум из “Знамени”, “Огонька” и “Нового мира” Н.Шмелев, А.Стреляный и Г.Лисичкин, строчили радостными перьями статьи о предпочтительности интересов перед идеалами в экономике, они даже и не подозревали, до какой степени идеалы полярны интересам в политической сфере. Экстремизм - это непременно стройплощадка, Котлован Утопии, куда заживо утрамбовывают людей. Так поступали древние: они замуровывали в фундамент сыночка хозяина. На счастье. Чтобы дом крепче стоял. Миновали века, а архитектура все та же: половина китайцев, которых был согласен погубить Мао, дабы оставшаяся половина построила коммунизм; те сотни тысяч жертв, которые требовал Марат, дабы упрочить торжество революции: грешные тела еретиков, которые инквизиторы бросали в костер, дабы спасти их же грешные души.

Увы! Полечка “Карабас” универсальна не только для персонажей “Золотого ключика”. Эта позиция: “Хвост - налево, нос - направо” имеет к реальной политике самое непосредственное отношение. Наши “красно-коричневые” не уникальны, хотя и противны до невозможности. И “движение направо начинается с левой ноги” не только потому, что этого захотелось левой ноге Галича, но и потому, что это вполне правдоподобный галс. “Лево-правый блок” 30-х годов, разрекламированный на политических процессах, конечно, был порождением горячечного бреда Сталина и его опричников, но бредили они по четкой политической схеме, которая в их жизни никак не появлялась и не проявлялась, но явления которой народу они боялись до безумия, потому что знали о ее подрывном потенциале.

В маленьких парижских театриках гениальные художники создают не нужные народу спектакли. Что-то похожее происходит и у нас. И очень мрачное. Чуют что-то художники, догадываются, что наш легкомысленный променад по демократии с коммунистами под ручку не кончится добром. В театре на Покровке Андрей Крымов ставит юбилейный пушкинский спектакль. И называет его “Карантин”. И полтора часа показывает талантливую крамолу. Черный алмаз, черный обелиск, черные дыры в пушкинистике. На полу осенние листья, в которые пытается зарыться Пушкин.

Есть такой одесский юмористический персонаж – вор в законе. В те фольклорные времена времена воров было мало, и Бабель знал их всех наперечет, поэтому его налетчики выглядят как-то трогательно и одиноко. Не то, что сейчас, когда они стали большинством населения. У этого персонажа (Бени Крика) была подруга-напарница - Маня. И когда по время налетов она входила в раж, он ей напоминал: “Маня, холоднокровной!” Это доброе старое правило полезно не только для налетчиков, но и для верующих всех мастей, и для политиков, которые слишком часто превращаются в фанатиков.