Любят у нас говорить умные иностранные слова, особенно коммунисты. Вместо сговора у них - “консенсус”, вместо гниения - “стабилизация”, вместо подлости - “прагматизм”. Вместо “войны” - действительно, “мир”. “Мир - это война”, - воскликнули наши начитанные генералы, вдохновленные оруэлловскими откровениями. И собрали воедино весь наш Черноморский флот и послали его поплавать в Эгейское море. Я, конечно, за матросов сердечно рада. погода там отличная, можно купаться. Конечно, еды на дорогу не дали и горючего тоже, но там же бродит где-то рядом американский флот (не помню порядкового номера, у штатников их много).

Каждый раз, когда заходит речь о том, какой президент начнет управлять Россией в XXI веке, я вспоминаю бессмертный труд Андрея Амальрика, с чисто диссидентской запальчивостью названный: “Доживет ли СССР до 1984 года?” Андрей ошибся только на 7 лет, СССР протянул ноги в 1991-м. Правда, самому Андрею увидеть это не удалось. Он погиб в Париже, уже после лагерей, в очень подозрительной автокатастрофе. Когда два диссидента едут на международную конференцию по разрядке, чтобы опровергнуть ложь советских участников, и переворачиваются, я в это верю примерно так же, как в то, что Раскольников сам выпал из поезда, а Михоэлс - попал под грузовик.

Откуда пошли импичменты на святой Руси. Краткий курс политического адюльтера Народ наш за его тысячелетнюю историю поимели многие. Брачный контракт с ним не подписывали никогда, потому что при всем богатстве приданого и неоспоримых преимуществах отменного внешнего вида (моральная устойчивость, трудолюбие, кровь с молоком, коса пшеничная, родниковые глаза, кроткий нрав) невеста никогда не была свободна в выборе суженого и не могла распоряжаться собственной рукой. Так что цари, князья, диктаторы и генсеки вели ее к алтарю не только в фате, но и в смирительной рубашке, стараясь прикрыть второе одеяние первым.

Это я, конечно, не про Сеть. Сеть существует, и всякий технократ рад в ней запутаться. Я не верю в другое: в то, что Интернет будет надежным покровом для человеческой свободы в той худшей половине человеческого сообщества, которая и книги, и газеты, и TV, и кинематограф, и даже достижения медицины использует для порабощения душ, а не для их просвещения. Не надо забывать покойного Юрия Трифонова и его “Дом на набережной”. По Трифонову, человечество делится на осьминогов и оглоедов.

Мы здесь, в России, недостаточно громко просили о том, чтобы чашу эту пронесли мимо. В Белоруссии просили громче те, кого принято называть аутсайдерами: БНФ, “Млады фронт”, Светлана Алексиевич, Василь Быков, Шушкевич с Богданкевичем. Белорусы отчасти утратили весеннюю свежесть восторга перед своим бывшим президентом (как называют президентов, когда кончается их срок, а они остаются у власти? Сатрапами? Самозванцами? Узурпаторами?). Но ярость благородную, необходимую для кампаний гражданского неповиновения и восстаний, явно не приобрели.

Евгений Примаков осчастливил подведомственную ему страну политической инициативой. Хотя, видит Бог, она уже достаточно счастлива от его предыдущих экономических инициатив. Правда, счастья никогда не бывает слишком много, и все державы, застрявшие между прошлым и будущим, и при этом благополучно миновавшие настоящее, счастливы одинаково. Их названия вы найдете в любом учебнике или календаре знаменательных дат, и на этот раз календари не врут почему-то. Правда, названия этих государств цитируются по графе “отрицательные примеры” или даже по смежной: “усушка и утруска, брак” и т.

Наши слабосильные и слабогрудые современники давно сделали из христианства некую мочалку. Главный вопрос повестки дня: а сколько щек должны мы подставить после первого удара, семь или семьдесят? Так удобнее, менее затратно, не надо никаких усилий. Поэтому даже без разлагающей и превращающей в золу все, до чего она дотронется, России, похождения которой в балканском конфликте варьируются от шалостей умственно отсталых детей (“А нам все равно, а нам все равно”, “Мы всегда так делали и впредь будем так делать”) до вполне зрелых советских провокаций с ночным захватом аэродромов и эскадрильями “Антеев” затем, Милошевич может спать спокойно.

Шарашка была всегда. Везде, где учтивая и дальновидная власть жалует интеллектуалам ордена, чины, грамоты, пенсионы и прячет их в свою раззолоченную табакерку, где они и сочиняют свои симфонии, поэмы и трактаты, возникает некий намек на шарашку. В шарашке прошла жизнь Пушкина, и уж здесь мы узнали про шарашку все, задолго до Любимова и Солженицына. А узнали мы про нее самое страшное: из нее некуда идти. На улицу? Извольте! Зовите Русь к топору!

Оговорюсь сразу: я консерватор - и по части современных увеселений, от рэйва до рэпа, от дискотек до наркотиков, как тяжелых, так и легких, и парных boy-friends или girl-friends, и от роллеров и металлистов до “техно” и “порно”. Я, пожалуй, даже обскурант. Потому что, как правило, эти увеселения бездумны, пусты и бессмысленны. И коллективны, что самое ужасное, то есть несвободны. Какая уж свобода на дискотеке, где люди прыгают, как бандерлоги (Маугли был уже умней), сообща, синхронно, в одном подвале!

Александр Сергеевич не очень-то лез за словом в карман и не извинялся, когда ему на ногу наступали, поэтому у меня есть почти стопроцентная уверенность в том, что со всеми этими юбилеями он хотел бы нас послать. Особенно когда какой-нибудь критик или политик начинает умиляться его народностью. Эти две главные ипостаси народа: беспокойство о том, чтобы не остаться без царя, и вечное безмолвие в минуты, когда требуется самостоятельное решение, - и были “заявлены” Пушкиным здраво, холодно, безнадежно и преждевременно, задолго до всех диссидентов, западников, реформаторов и Института экономики переходного периода.