Мои личные ветераны войны, сокращенной по-совковски, утилитарно и с казенной безвкусицей до “BOB”, - два деда и отец. Они почти ничего не рассказывали о войне, не ходили на сборы ветеранов, не искали однополчан, а один дед так и награды ни разу после войны не надевал. Все трое вернулись с войны без трофеев. Все трое молчаливо одобряли мою чисто антисоветскую и антивоенную деятельность, которая, если верить официозу, должна была их глубоко ранить и оскорблять, даже тот дед, у которого был статус старого большевика и крохотная квартирка у завода “Калибр”, скромная пенсия и “Один день Ивана Денисовича” из “Роман-газеты” в загашнике.

Станислав Говорухин - чрезвычайно разносторонний человек. Он, как принято теперь говорить, крепкий режиссер и ничем другим заниматься не обязан. Однако занимается. На парламентских и президентских выборах, в Думе и в телепередачах он спасает Родину. А в своих художественных фильмах Станислав Говорухин разъясняет, как Родину спасать. Теория идет рука об руку с практикой. Эта конструкция чрезвычайно удачно наложилась на демонстрацию по TV фильма Станислава Сергеевича “Ворошиловский стрелок” и съемки грандиозного политического проекта “Политический ринг-2000”, словно специально приуроченные к фильму в виде журнала (28 апреля - съемки, на перманентные майские праздники - фильм).

На страже родинки И вот, наконец, под радостные клики урвавших себе мандаты, под стоны и вопли раненых и убиваемых в Чечне восемнадцатилетних солдатиков собралось нечто неописуемое Британской энциклопедией, именуемое в просторечии “парламентом”. С одной стороны на него посмотреть - так это и вовсе Воронья слободка, где один общий интерес - кого-нибудь выпороть (например, всех некоммунистов, нечекистов, а если чекистов, то из чужой команды; всех, не принадлежащих к клану дона Корлеоне). С другой стороны, это еще и Совнарком, и Конвент, и Комитет общественного спасения, и немножко с одного бока - ВЧК, а с другого - НКВД.

На знаменитой картине Брюллова в последний, самый последний день Помпеи с кровли храма обрушиваются статуи богов. И если бы гражданам Помпеи было суждено выжить, они наверняка бы стали атеистами, потому что боги Рима, символы могущества и власти, не только не защитили приносивших им жертвы (по случаю новых времен - в основном денежные) горожан, но даже не уберегли от разрушения свои собственные изображения. Но в Помпеях никто не выжил. В отличие от России, разразившаяся над которой Катастрофа была ужаснее извержения вулкана: она длилась больше 70 лет, вытягивала из людей жилы, убивала не только тела, но и души, да еще при ней и после нее приходилось жить.

Издательством “Три века истории” переведена на русский язык “Черная книга коммунизма” Французские историки и социологи составили “Черную книгу коммунизма”. Книга сильно похожа на реестрик Савельича, героя пушкинской “Капитанской дочки”, который аккуратно вел учет всему барскому добру, раскраденному злодеями. Поскольку в данном случае злодеи - не пугачевцы, а коммунисты, которым было всегда мало перин, подушек, чужой земли, золота и заячьих тулупчиков (кроме разоренных стран, убитых экономик, возвращения в палеолит, аккуратного перечня терзаний и пыток из арсеналов родных нам и соседних коммун), авторы учитывают самое драгоценное и самое неповторимое: человеческие жизни.

Итак, правитель (в смысле президент) обратился к народу. Что весьма похвально, поскольку Россия этим не избалована. От Владимира Путина россияне получили через TV рацпредложения относительно фактической замены выборности всех ступеней исполнительной власти их “снимаемостью” и “назначаемостью” сверху донизу, как по партийной или военной вертикали. Кто как, а я сразу вспомнила другое, менее известное обращение - это условия, поставленные Иоанном Грозным народу из Александровой Слободы, условия его возвращения, чтобы снова царить на Москве.

О национальных интересах России ее вдумчивые правители стали задумываться задолго до того, как возникло само слово “Россия”. Киевская Русь не сформулировала свой национальный интерес, не успела. Однако не мудрствуя лукаво ее князья случайно напали на золотую жилу. Одновременно той же незамысловатой идеей проникся Новгород, после - Псков. В XIV веке на нее наткнулась Тверь. Никакой теории не было, если не считать изречение князя Владимира: “Веселие Руси есть пити”. Вместо теории была одна сплошная практика.

Юрий Любимов умеет понимать людей, когда им плохо. И вот на Таганку заявляется Евгений Онегин, идет меж кресел по ногам и провозглашает: “Таганку долго я терпел, но и Любимов надоел”. По-моему, Онегин не прав: Любимов надоесть не может. Юрий Любимов подкараулил Пушкина на маскараде, праздничном маскараде романа в стихах, увидел, как он вытирает слезы полумаской, услышал отчаяние в этом: “Блажен, кто смолоду был молод, блажен, кто вовремя созрел, кто постепенно жизни холод с летами вытерпеть умел…” Увидев, пригласил закоченевшего поэта к себе, в теплый театр.

“Девушки, война, война, до самого Урала, девушки весна, весна, а молодость пропала…” Про юношей я уж не говорю. Их убьют или покалечат, а в списках они значиться не будут, потому что Минобороны нашло “ноу-хау”: рассовывать тяжелораненых вместо военных госпиталей по гражданским больницам в Ингушетии, а потом не забирать мертвые тела. Лозунг: “Война все спишет”, может быть дополнен: война спишет не только все и не только всех: своих, чужих, россиян, чеченцев, взрослых, детей, женщин и мужчин - вся страна будет списана, и в цивилизованном мире пойдет по графе “Потери”.

Не на далеких латиноамериканских плато и не в пустотах под земной корой, а в пределах нашей прозаической российской действительности, на несколько сотен или тысяч километров южнее, левее или правее Федерального Центра вращаются затерянные миры. Они, конечно, пронумерованы и оприходованы и даже называются субъектами Российской Федерации, но что из того? Звезды тоже занесены в каталоги и имеют названия. Однако от этого они не становятся ни доступнее, ни ближе. Так и с затерянными субъектами Российской Федерации.