Фильм «Король Артур» разочаровывает российскую аудиторию. Пипл выходит из зала во время сеанса и изрекает: «Скукота». Как мог так опростоволоситься Джерри Брукхаймер, который создал глупейший, пошлейший, бездумнейший блокбастер «для бедных» (потому что по дешевке) «Пираты Карибского моря»? Ведь те самые пираты настолько в невыгодную для себя сторону отличались и от капитана Блада у Сабатини (и в одноименном фильме), и от «флибустьеров и авантюристов» Павла Когана, что пропадала всякая охота пить за «яростных, за непохожих» и презирать «грошевой уют».

«И клюв его - да здравствует особо!», - заметила в одном из своих зонгов Нателла Болтянская, персональный Баян российской интеллигенции. Интересно, кстати, проанализировать, почему и она, и Галич, и Окуджава оказались достоянием интеллигентской публики, а не всей республики. В отличие от Высоцкого, который пошел по рукам в широкие массы. Боюсь, что не потому, что народ хотел куда-то пойти (кроме вытрезвителя, пивной, стадиона и дивана у телевизора), а Высоцкий его туда и позвал.

Великий и ужасный Саурон повержен; Огненное Око закрылось; Средиземье свободно; Кольцо Всевластья провалилось в тартарары в прямом смысле слова, потому что Тартару, или Аду, не найти лучшего места для размещения своей штаб-квартиры, чем недра вулкана Ородруин. Сгинул Горлум; уничтожения Кольца Всевластья добивавшийся нелогичный Король (Арагорн) коронован в Гондоре, в Минас Тирите, и, видимо, ему придется тут же дать людям Запада конституцию и осуществлять представительские функции, иначе зачем было колечко топить при абсолютной-то королевской власти?

Это - часть нашего багажа из популярного и, как выяснилось, пророческого зонга модной группы. И еще там была система «Град». И чистое поле. Шутки шутками, но не составляет ли этот «джентльменский набор» («военка», «оборонка», самодержавие; «славное советское прошлое»… и морально-идеологическая пустота, отсутствие высшего смысла, бесплодие, символизируемые «чистым полем») все, что у нас есть за душой? Это вместо той прекрасной, благородной, мистической триады из «Декабриста» О. Мандельштама («Россия, Лета, Лорелея»), которую, бесспорно, имело за загадочной славянской душой русское дворянство, от декабристов до лучшей части Белой гвардии (на уровне семьи Турбиных).

Коммунисты любили говорить, что учение Маркса всесильно, ибо оно верно. Боюсь, что они были недалеки от истины. Не с марксистской ли подачи у нас в политической, артистической и уж, конечно, экономической элитах развелось столько прагматиков, которые бесплатно шагу не сделают, а за деньги пойдут под любой флаг и в любом направлении? Экономический уровень их бытия очень детерминирует их сознание, а на мощный базис комфорта и достатка насаживается какая угодно надстройка. Универсальный проект!

Если у Оруэлла была «Ферма животных», то у нас в канун президентских выборов явно организована подсобная кремлевская ферма кандидатов в президенты. На своем пришкольном участке Кремль добился удивительных, небывалых результатов: по кандидату на каждую партию, а на некоторые - по два, причем и противники, и сторонники действующего президента наперегонки стремятся лишить его рабочего места. С чего бы это страсть к плюрализму овладела официозом? До сих пор из года в год, из выборов в выборы они занимались только селекцией, устраняя лишние «сорняки» с избирательного огорода.

Железный конь идет на смену крестьянской лошадке. То есть на смену врачам - «убийцам в белых халатах» идет генерация врачей-наркодилеров. История повторяется (пока, слава Богу, как фарс, потому что никого из врачей-ветеринаров не посадили). Хотя по нелепости и алогичности обвинений одно дело стоит другого. Дело начала пятидесятых содержало сенсационные обвинения врачей в том, что они уморили кучу советских начальников и собирались покуситься на самого товарища Сталина. Интеллигенция в это не верила уже тогда, остальные разуверились, когда врачей выпустили, а дело закрыли после смерти Сталина.

У Стендаля, как известно, были романы: «Красное и черное» и «Красное и белое». Литературоведы до сих пор спорят о том, что, собственно говоря, символизирует этот красочный первый вариант. О «Красном и белом», или истории Люсьена Левена, никто не спорит, потому что не пошел этот роман у массового читателя как в XIX веке, так и в XX. Похоже, что и в XXI не пойдет. А самая популярная версия первого романа о похождениях Жюльена Сореля - это расцветка двух сословий, светского и духовного.

Российское реноме с V века до н. э. существенно не менялось, как не менялась и наша инвестиционная привлекательность. Негласный конкурс на первенство по «качеству жизни» тоже проводился в населенной Ойкумене задолго до XX века и возникновения социологических опросов. Странно, что за 25 столетий наши параметры в глазах европейцев существенно не изменились. Лучше всего эту нашу характеристику запечатлел Алексей Константинович Толстой, шестидесятник из XIX века: «Земля наша богата, порядка только нет». Салтыков-Щедрин устами вора-новотора из «Истории одного города» дополнил: «Драть их завсегда свободно».

Отношения личности и государства на Руси с допотопных времен складывались самым что ни на есть свинским образом. Ключевский выразил это политэкономически: «Государство пухло, народ хирел». Византийское наследство: аннигиляция народа, голодного, раздетого, ничтожного, забитого, - и раззолоченное, жестокое, мощное, нечеловеческое государство, которое, как любой колосс, оказалось на глиняных ногах, когда Блистательная Порта, такая же мрачная тоталитарная сила, но не с крестом, а с полумесяцем, взяла его за горло и утвердилась на его руинах.