Мусью Журден из мольеровского «Мещанина во дворянстве» страшно удивился, когда узнал, что он говорит прозой. Еще больше удивитесь вы, любезные читатели, когда узнаете, что проза - она действительно для разговора, канцелярского стиля и макулатуры всех оттенков. Великая литература прозой не пишется. Там вся поэзия, даже если не в рифму. По Гумилеву: «В оный день, когда над миром новым Бог склонял лицо свое, тогда солнце останавливали словом, словом разрушали города». Русская литература всегда была единственной отдушиной и единственной удачей страны (у которой со второй половины XIII века ничего не складывалось и не вытанцовывалось), безнадежно отставшей от жизни в своем прекрасном, чарующем и ядовитом зеленом болоте вечного застоя, перемежаемого вечными перестройками (ряска застоя и перестроечные окна чистой воды).

Этого следовало ожидать, господа присяжные читатели, настал час настоящего пира, который, как известно, происходит в России исключительно во время чумы. Вам долго, целых 17 лет, ничего не попадало на зуб, кроме каких-то вторичных остатков Маканина (скажем, «Лаз») и «Кроликов и удавов» Фазиля Искандера (написанных, как водится, раньше перестройки, а потом просто вынутых из загашника). Мы забыли главный закон российской литературы: она не пишется в пору надежд. Dum spiro, spero. Пока дышу, надеюсь (и не пишу).

Я страшно удивилась, когда узнала, что Стивен Спилберг снимает «Войну миров». При всем моем уважении к Уэллсу, вещь качественная, но незамысловатая. Ну марсиане. Ну напали. Ну чудища. Бывает. В половине «фэнтези» или антиутопий инопланетяне - не гуманоиды, а если гуманоиды, то колонизаторы. И Земля плавает во вражеском окружении по космическому пространству. Итак, напали, разбили англичан, частично кровь выпили, а потом сдохли от вирусного заболевания. И где здесь развернуться такому режиссеру? После «Списка Шиндлера»?

У Айзека Азимова есть довольно-таки жуткий фантастический роман «Конец вечности». Из романа явствует, что вечность - ужасная штука. Незыблемость, повторяемость, отсутствие эволюции, застой. В конце концов прогрессивные герои рушат систему коридоров времени, вечность кончается, и человечество начинает бурно развиваться. Интересно, что написал бы Айзек Азимов, если бы он присутствовал на Пушкинской площади 5 декабря сего года в 18.00 и 10 декабря - в 19 часов. Две памятные даты правозащитного движения, два верстовых столба на дороге в никуда.

Наши демократические публицисты все время удивляются: откуда в России такие националистические настроения? Почему здесь так не любят «инородцев?» Почему фашисты плодятся, как кролики у отца Федора из «Двенадцати стульев»? Удивителен народ, так удивляющий своих демократов! Хотя следовало бы скорее дивиться тому, что фашизм появился в Германии. Слишком недолго она побыла мощной и крупной державой. Еще в начале XIX века Австрия (Oester reich, Восточный рейх) была сама по себе, в составе совсем другой империи; Пруссия не была достаточно весомой страной для того, чтобы зазнаваться и смотреть на соседей свысока; а вместо Германии была куча княжеств, интеллектуалы которых еще только мечтали о едином фатерланде.

Уж сколько лет прошло с тех пор, как в 1987 году Юрис Подниекс снял свой запальчивый фильм «Легко ли быть молодым?», а легче молодым не становится. Фильм Подниекса стал большим сюрпризом для страны, привыкшей слышать: «Мы покоряем пространство и время, мы молодые хозяева земли». Оказалось, что молодые люди затравлены, несчастны и одиноки, что многие кончают жизнь самоубийством. Впрочем, кое-какие проблемные молодежные фильмы удавалось протаскивать и в советскую эпоху, на фоне «Девчат», «Сорванцов» и «Усатых няней».

Марк Захаров всегда шел в ногу со временем, забегая порой дальше Бродвея. По крайней мере, участие зрителей в спектакле, как это было у него в постановке «Синие кони на красной траве» на заре перестройки, нечасто практикуется. И нет ни одного автора, современного или давно почившего в бозе «клаши», классика, который ушел бы от него прежним и живым, а не выпотрошенным, модернизированным, вывернутым наизнанку, помолодевшим и обновленным. Все получают свою порцию и метафизики, и пластической хирургии: Бомарше, Гоголь, Чехов, Вознесенский, Ануй…

Кирилл Серебренников все не унимается. Ко дню, именуемому в календарях постсоветских пространств, еще не удосужившихся стать протоевропейскими, Днем Победы, он такую жабу испек! Посмотреть на нее можно очень маленькими зрительскими порциями в очень маленьком зальчике «Современника». Драматургическая основа на этот раз сенсационна: отложенная больше десяти лет назад на полку книга Михаила Кононова «Голая пионерка». До сих пор у нас никто, кроме великого Любимова, не делал так адекватно, вдохновенно и «с припеком» сценические версии не пьес, а книг.

Когда я думаю о судьбах независимой прессы (а вместе с полудюжиной изданий я проходила честно, на паях, через огонь, воду и медные трубы), и не просто независимой, а идейной, просветительской и «с направлением», мне все чаще и чаще представляется нелюбимая детская книга (тогда она казалась мне слишком примитивной) «Хижина дяди Тома». Благородного мистера Сен-Клера, отца Евы, убили, а госпожа решила плантацию продать и перебраться к родственникам. Негров тоже пустили с молотка, и вот они сидят, как на витрине, и ждут, кто их купит.

Недаром, ох, недаром отметили мы всероссийски и всенародно казанский миллениум. Я не хочу, конечно, сказать, что «поскреби русского - найдешь татарина». Хотя если В. Путин удвоит свои сроки и начнет действовать к 2008 году по принципу «Яфет власть имеет», то наверняка будут говорить, что «поскреби Путина - найдешь Шаймиева». Ведь Шаймиев у нас - самый долгоиграющий президент. Как вечный двигатель. Он сидел в своем кресле при Горбачеве-реформаторе; при ГКЧП; при Ельцине-революционере он тоже сидел; при Путине- реставраторе опять-таки сидит.