Все утро понедельника донимали журналисты: не я ли “заказала"генерала Трофимова? Благо мы с ним состояли в длительных деловых отношениях, даже имели совместный бизнес: генералу долго платили зарплату за то, что он меня “пас” в качестве официально зарегистрированного врага народа, антисоветчика, государственного преступника, прочее и прочее. Если я что-то забыла, можете у Путина спросить, у него на таких, как я, профессиональный нюх, профессиональный глаз и профессиональная память. Когда он смотрит на меня с экрана, у меня такое чувство, что мне сделали сразу и рентген, и флюорографию, и анализ крови, и таможенный досмотр, и личный обыск, и налоговую проверку, и что по результатам у меня - и рак, и открытая форма скоротечной чахотки, и лейкоз, а в багаже - пять килограммов чистого героина и один подствольный гранатомет с ядерной боеголовкой.

Путинская Москва решила внести свою лепту в олимпийское движение, лепту “порфироносной вдовы”, как сказал некогда этот диссидент Пушкин. Патрушева на него не было, Бенкендорф бдительность потерял. В наши светлые времена да при посредничестве басманного правосудия ему бы точно светила статья за экстремистскую деятельность. Что он себе позволял! Формулу ДНК российской государственности открыл. “В России нет закона. А столб, и на столбе - корона”. Ну, не корона, положим. Что там Путин на головке носит?

ВПК, то есть «военка» и «оборонка», - самые любимые, самые лелеемые отрасли советской экономики. Собственно, кроме этой отрасли и разных к ней аксессуаров ничего и не было. Самым правдивым анализом нашей горестной экономики, видимо, останется анекдот о вечном пулеметике, в который превращается в процессе сборки любое изделие, от швейной машинки до холодильника. Когда же это произошло? Киевская Русь и Новгород (тот самый, господин Великий Новгород) воевали с утра до вечера, к ним не зарастала широкая народная тропа из половцев, хазар, монголов, а на севере вдобавок были немецкие рыцари.

Все ветераны всех войн мира, как справедливых, так и неправедных, похожи. Что бы ни говорилось об идеологемах, которыми украшают войны политики и полководцы (и потомки, у которых зачастую свой корыстный интерес), для ветеранов самое главное другое: их личное мужество, раны, преодоление, фронтовое братство, счастье дожить (честно дожить!) до конца войны и куда-нибудь водрузить свой флаг (символика не имеет значения), а вражеский бросить к подножию (неважно чего). При этом обе воюющие стороны могут на определенном этапе (сначала одна, потом вторая и vice versa) защищать свою землю.

У нас беда, господа россияне. Не у чеченцев, а у нас. Нет, конечно, чеченцы, не имеющие несчастья состоять в законном вооруженном бандформировании Рамзана Кадырова (или при президентской администрации очередного прикомандированного к Чечне и избранного в Кремле президента - простите, имя запамятовала, всех марионеток разве упомнишь), оплачут своего третьего президента, павшего от российских федеральных рук. Ведь второй президент, Зелимхан Яндарбиев, возглавлявший Ичкерию после смерти Джохара Дудаева до выборов, тоже погиб от тех же рук, и все уже знают (и чеченцы тоже), что эти длинные федеральные руки, доставшие детского писателя и его ребенка в Катаре, по прибытии в Россию на пожизненную отсидку, вопреки всем международным нормам, в заключении не оказались и где-то скромно поправляют здоровье, наслаждаясь «заслуженными правительственными наградами».

«Оливер Стоун в своем репертуаре», - сказали консервативные mainstream’овские критики про фильм «Александр». «Оливера Стоуна в античной истории заинтересовала только сексуальная ориентация Александра, который, по последним научным данным, оказался «голубым», - заключили критики, продвинутые, смелые и готовые к срыванию покровов с исторической действительности, особенно когда эта история недействующая уже, как минимум, 2400 лет. Самое время для разоблачений, обличений и сбора «клубнички» на грядках, удобренных пеплом двадцати четырех веков. Оригинальнее всех с несчастным фильмом поступила греческая «литературная общественность».

Анекдоты - мифы нашего времени, просто вместо нимф, кентавров и богов в них фигурируют те, кто остался то ли в Четвертой, то ли в Пятой эпохе (по летосчислению Толкиена): люди. Анекдот очень объективен и рассчитан на массовое прочтение. Поэтому один «национальный» анекдот 70-х годов дает нам ключ к ответу на «еврейский вопрос» в российском задачнике. В этом национально-социологическом анекдоте берутся четыре народа и, соответственно, высмеиваются - такова природа анекдота. Все исторические грехи, просчеты, сплетни - все идет в общий котел.

В Москве щедротами бизнесменов (прежде всего Альфреда Коха) и старанием скульптора Рукавишникова появился памятник царю-реформатору Александру II. Если первая затея Рукавишникова, абсурдистско-мистический Примус и другие булгаковские персонажи у его подножия, захлебнулась в потоке народного протеста, то с Александром II прорваться удалось. Правда, Освободителя не пустили поближе к Кремлю, к какой-то заветной башне, но ведь это и понятно: реформатор, личность подозрительная, не Ленин, не Сталин, не Андропов и даже не Рамзан Кадыров, который побывал за стеной прямо в трениках.

Все культурно-исторические центры Москвы ликуют, особенно Лубянка и Кремль. Им удалась спецоперация, которая раньше отнимала огромное количество денег, сил и даже жизней. Эта операция по возвращению в страну победившего (и, боюсь, навсегда) социализма беглых классовых врагов, особо опасных эмигрантов практиковалась ВЧК с младых ногтей. Потом ГПУ, потом НКВД. В Париже похищали белогвардейцев, из Европы после войны тщательно выгребали всех пленных, освобожденных и пригретых союзниками; настаивали, умоляли, улещивали, прикрепляли к танкам плакаты «Родина-мать зовет!

Многострадальное примирение и такое же измочаленное согласие нашли себе новый приют, официально перекочевав вместе с выпивкой и закуской с 7 ноября на 4-е. Такая минимальная дистанция наводит на нехорошие будничные подозрения, что отбор совершался в интересах застолья: чтобы напитки не выдохлись и закуска не остыла. Потому что к примирению и согласию новая дата имеет такое же косвенное, мягко говоря, отношение, как и предыдущая. Конечно, больший ляп, чем приурочить согласие к началу Гражданской войны, массового террора, геноцида и прочих стихийный бедствий, случившихся в стране после 7 ноября 1917 года, то есть после октябрьского переворота, трудно было и придумать.