«Орел летел все выше и вперед к престолу сил сквозь звездные преддверья». Редко бывает, чтобы биография поэта совпадала с его поэзией. Судьбы поэтов в нашем мире выходят такими непоэтичными, такими приземленными. Достаточно вспомнить Ильфа и Петрова. У них поэт в «Двенадцати стульях» везет на извозчике говорящий полосатый матрас. А говорит он дикие для поэта вещи: «Работай! Нужны деньги на пеленки и колясочку! Я скоро принесу тебе детей». Много молодых поэтов наблюдали Илья Ильф и Евгений Петров.

Около измайловского киноконцертного зала бродили румяные и гладкие молодые люди, предлагавшие делегатам и гостям съезда вилки с этикетками «Я сыт». Что значит этот ребус, они словоохотливо объясняли, путая СПС не только с «Демвыбором России», но даже и с «ДемРоссией»: мол, с 1990 года СПС вешает людям лапшу на уши, а вилки они предлагают, чтобы эту лапшу с ушей снимать, и вообще они сыты демократической пропагандой по горло. Подкованные делегаты съезда возражали на это, что сыты и члены «Молодой гвардии» (люди с вилками именно в ней и состояли), и прочие россияне только по милости членов СПС Гайдара и Чубайса.

XX съезд принято считать началом «оттепели». Мол, еще не весна. По Пастернаку: «Еще о всходах молодых весенний грунт мечтать не смеет. Из снега выкатив кадык, он берегом речным чернеет». За оттепелями часто следуют метели и холода. Но то, что случилось в 1953 году, келейно, за толстыми стенами и глухими окнами сталинской дачи, и так бурно вырвалось наружу в 1956-м, не было заурядной оттепелью. Это был конец ледникового периода. Конец глобальной катастрофы.

Дмитрий Крымов, благородная и несовременная душа, продолжает упорствовать в таланте и добродетели. Ко всегдашней проблеме его театра - «ни кола, ни двора» - прибавилась еще проблема его учителя, старшего товарища и покровителя Анатолия Васильева. У него отняли театр на Поварской. Зачем отняли, для кого? У талантливого режиссера, интеллектуала, расшифровщика классики, этакого театрального Шампольона. Ведь много есть книг, пьес, романов, эссе, которые лежат прямо как розеттские камни, непонятные никому. А потом придет мастер и прочтет.

Нет на севере и в центральной части СНГ ни одной площади, на которой нельзя было бы поставить палатку; ни одной брусчатки, слишком жесткой для того, чтобы бросить на нее спальный мешок; ни одного населения, которое отказалось бы носить к этим палаткам горячие кофе и чай, теплую картошку и другую еду; ни одного здания, над которым нельзя было бы поднять свой альтернативный флаг; ни одной молодежной тусовки, добрая часть которой не захотела бы заночевать в этих спальниках и палатках под снегом и проливным дождем, выкрикивая в адрес своей страны «Жыве!

Нам ничего не известно о реакции мусульман как во Франции, так и за ее пределами на представление в Париже XVII века пьесы Жана Батиста Мольера «Мещанин во дворянстве». А ведь там есть весьма по нынешним временам спорные сцены. Богатый и тщеславный торговец тканями, платьем и коврами г-н Журден очень хотел стать дворянином. Но во Франции дворянство нельзя было купить ни за какие деньги. Тогда два ловких мошенника из обедневшей знати предложили ему купить титул турецкого дворянина.

Великая штука - побочные последствия. Великая и спасительная. Хозяева нашей жизни и судьбы совсем не умеют их учитывать, они их списывают в «протори и убытки», считая, что могут себе это позволить. И ошибаются в своей надменности и близорукости. Никите Сергеевичу Хрущеву понадобилось отделаться от сталинистов, и ради этого он утопил сталинизм в лице живого бога - Сталина. После этого он честно собрался строить коммунизм и даже попытался заручиться сподвижниками из самых перспективных социальных слоев (это же было время Че, юного Фиделя, штурма казарм Монкада и популярной песни «Пылает вся Куба, народ ее изранен и измучен»).

«Достает жизнь, всюду достает», - говорил Илья Ильич Обломов. Что там Илья Ильич! От серой и промозглой реальности пала последняя башня из слоновой кости. Владимир Сорокин, эстет, эссеист, любитель поиграть в гольф русской словесностью, великий мистификатор, прикинувшийся хулиганом и матерщинником, переводимый, покупаемый и широко издаваемый на Западе, забыл про то, что он из поколения Next и пошел по стопам Салтыкова-Щедрина, Аксенова, Замятина, Солженицына и прочих властителей дум и воителей за правое дело.

В Древнем Риме было что-то очень похожее на наши родные палестины. Сначала правили цари, и никто не возникал. От Ромула до Тарквиния Гордого, который зря обидел Лукрецию. На этом кончилась римская монархия, и началась республика. Здесь уже пошли и референдумы на Форуме, и демократические выборы по куриям, и альтернативная исполнительная власть двух консулов, и законодательная власть сената. Собственно, Рим был парламентской республикой. Хотя и она могла впасть в глубокий кризис, как во времена децемвиров.

Из всех щедринских градоначальников Юрий Лужков, всенародный мэр, лелеемый москвичами, с рейтингом, сопоставимым со сталинским (если бы при Сталине можно было свободно высказываться), напоминает только одного (и самого безобидного). Тот городской голова издавал понятные всякому указы. Вроде этого: «О правильном пирогов печении». «Всякий обыватель да потрудится. Потрудившись, да вкусит отдохновение». «Всякий обыватель да печет по праздникам пироги, не возбраняя этого себе и в будни». Правда, к этому приятному и полезному реестрику прибавлялась (и прибавляется для московитов) малая толика горечи: обыватель должен был вырезать из пирога середку и преподнести «оную в дар».